Чудо здешних мест

Настоящим вечно живым памятником 20-летнего неутомимого труда А.Т.Болотова в Богородицке осталась всё же не Болотовка, чудо того времени - Богородицкий пейзажный парк, придавший законченность и живописный вид созданному здесь усадебному комплексу. Поначалу, когда, Богородицкую волость переименовали в собственную "её императорского величества", в конце 60-х годов XVIII столетия, при управляющем Опухтине, главное внимание обращено было на строительство хозяйственных построек. От одной из них - хлебного магазина - огромного каменного здания, в котором хранился казённый озимый и яровой хлеб, собираемый ежегодно зерном с крестьян, Болотов при осмотре вотчинного хозяйства пришёл в восхищение. Построен он был в некотором отдалении от усадьбы, вблизи вековой дубравы. Позже, в середине XIX века, его, должно быть, приспособили для нужд сахарного завода.

Но все эти строения возводились как-то стихийно, в зависимости от насущных потребностей. Генеральный же план усадьбы был разработан только в 1771 году. Возможно, что автор его выдающийся русский зодчий второй половины XVIII столетия Иван Егорович Старов, специально для этого выезжал в Богородицк. знакомство с планом не оставляет никаких сомнений, что создавался он с учётом особенностей рельефа местности и существовавшей застройки. Убедительней всего об этом свидетельствует то, что И.Е.Старов, распланированный им регулярный парк, связал не с центральной западной частью дворца, поставленного на вершине довольно круто обрывающегося к пруду холма, а с его боковыми южными и северными фасадами (Обрыв и пруд не позволили планировать парк по продольной оси дворца. Но в этом нужно убедиться на месте. Невозможно было также без осмотра местности и существовавших строений решиться на включение в дворцовый ансамбль башни-колокольни).

Представленный И.Е.Старовым проект усадьбы был утверждён ещё Екатериной II 4 августа 1771 года. Закладка же усадебных домов или дворцов "как в Богородицке, так и в Бобриках по опробированным планам" составлялась только летом 1773 года. Под фундамент Бобриковского дворца использовался камень из шлюзов заброшенного Донского канала. Но Екатерина II категорически запретила это делать.

В письме князю С.В.Гагарину от 17 сентября 1773 года она писала "что Вы в городе Богородицке и в селе Бобриках заложили, а церкви в обеих местах заложите будущей весной, сим я довольна. А что вы просите позволения из шлюз по Донскому каналу брать камень для делания базов и прочего как к дому, так и церкви и службам, на сие не только не позволяю, но и запрещаю, отнюдь камня оттуда не брать, а доставать оный покупкой или подрядом, как за способное признаете".

Главный корпус в Богородицкой усадьбе - дворец - в соответствии со старовским генеральным планом был поставлен на продолжении базовой аллеи, существующей и поныне. И.Е.Старов и баррочную башню-колокольню с английскими часами. Несмотря на то, что она закрыла вид на садовый фасад дворца, Старов, с присущей ему смелостью и оригинальностью, удачно использовал её как вертикаль, акцентирующую въезд на парадный двор усадьбы.

В нескольких саженях от башни-колокольни были заложены Г-образные корпуса служб-флигелей. Помещения нижнего этажа левого (южного) флигеля намечено было использовать какстойла для голландских и простых коров, мелкого скота, маслобойни; середина восточного крыла флигеля выделялась для приказчика. Правый северный) флигель отводился для конюшен, людской, служащих при конюшни, каретного и хлебного сараев. Небольшие площадки перед флигелями предназначались для хозяйственных дворов: скотного и конюшенного.

За ним лежал вытянутый перпендикулярно продольной оси ансамбля большой овальный парадный двор. От хозяйственных дворов отделяли его невысокие каменные, обработанные филенками и рустами полуовальные ограды.

Подобными полуовальными оградами Старов воспользовался для объединения флигелей с дворцом. Живописно расположенный на гребне холма, господствующего над окружающей местностью, старинный "ненаглядной красоты" дворец в Богородицке поражал и очаровывал всегда своей изящной простотой.

Неповторимое своеобразие всему зданию придали вытянутые по продольной оси ансамбля центральные овальные залы, точней, выступающие во всю высоту дома за линию стены западного (прудового) фасада треть или четверть овала и невысокий увенчанный балюстрадой, бельведер. В нижней части дворца в XVIII веке овальность выступа - полуротонды - усиливали боковые закругления каменной лестницы, переходившие в земляную, выложенную дерном, полукруглую трассу. Спускавшиеся к пруду земляные ступени террасы, повторявшие полуовальный выступ дворца, оригинально связывали западный его фасад с холмистым рельефом местности. (Терраса и другие значительные земляные сооружения, созданные А.Т. Болотовым, породили по-видимому, легенду о насыпной дворцовой горе). На фоне лестниц и насыпных, спускающихся к пруду, террас, приподнятый на цоколе полуподвалом с небольшими квадратными окошками западный фасад дворца среди окружавших его флигелей и оград казался необыкновенно высоким. Особенно это резко бросалось в глаза при переходе на прудовую сторону с парадного дворца.

В XVIII веке стены цоколя были гладкие. Реконструированы они стали после перестройки дворца в 1875 году. Тогда же, вероятно, было сделано продолжение каменной лестницы вместо ранее существовавших земляных террас.

По проекту И.Е.Старова овальная часть дворца отводилась под парадные залы, северное его крыло - для гостиных, а южное - под кабинет и спальни. Постройку дворца вёл архитекторный помощник Волков под наблюдением архитектора Ананьина Я.А. В 1785 году приглашенный из Калуги художник Михайлов расписал нижние апартаменты дворца "альфреско". Это был "совершенный мастер своего дела". Пока он работал, я всякий день с удовольствием посещал его и осматривал его искусную работу". " Я не мог ею довольно налюбоваться, - пишет он в своих мемуарах, - и мне оставалось более у него перенимать, нежели ему в чём-нибудь указывать. Однако ко многому и я передавал ему мысли, и он охотно советам моим последовал, а наши совокупные мысли и труды и производили то, что все комнаты расписаны были отменно хорошо и все видевшие их привозносили искусство его неведомо какими похвалами".

К сожалению в один из пожаров, случившихся в XIX веке, роспись погибла.

Снаружи со всех четырёх сторон дворцовые стены прорезали высокие в неглубоких прямых нишах окна. В бельведере оконные проёмы были квадратные, в широких наличниках. С ними вполне гармонировали небольшие окошки цокольного этажа.

В обработке фасадов Старов не применил ни колонн, ни пилястр. Только в композиции подъезда со стороны парадного двора он ввёл скромные римско-дарические колонны, поддерживавшие балкон второго этажа. Основной художественный эффект обработки второго этажа достигался игрой светотени, образуемый оконными проёмами, наличниками окон и сделанными над ними филенками.

Верх стен второго этажа оживлял карниз из нескольких горизонтальных тяг, обработанными сухариками. Невысокие двухэтажные корпуса служб, подчеркивая значения главного здания были оформлены много проще. Фасады их, обращенные в сторону парка, повторили мотивы оформления верхней части боковых стен здания.

При потройке, проводившейся графом А.П.Бобринским в 1875 году, проёмы окон цокольного этажа с трёх сторон: северной, южной и западной (прудовой) расширили и сделали их равными по высоте окнам первого этажа. Однако появление нового первого этажа, слегка приподнятого на фундаменте над поверхностью земли, не испортило западный фасад в художественном отношении. Не то получилось с южным и северным фасадами дворца. Повторяя как-бы мотив овала, возле северной и южной дворцовых стен в 1875 году возвели рустрованные двухэтажные пристройки в виде пятигранных выступов. Окна прежнего первого этажа после этого как с южной, так и с северной стороны, оказались закрытыми. Вместо крыш на пристройках были сделаны террасы, ограждённые балюстрадой. Над ними, на уровне филенок бывшего второго этажа, для защиты от непогоды и солнца устроили плоские тенты-крыши, опиравшиеся на легкие круглые столбики.

Эта явная безвкусица была усугублена в начале 30-х годов нашего века полуэтажной надстройкой над боковыми выступами, сделанными в замен террас при создании санатория.

Несколько ниже горизонтальной тяги, отделяющей второй этаж от первого, в 1875 году вдоль западного фасада были устроены легкие, ограждённые балюстрадой балконы, поддерживаемые четырёхгранными колоннами. Переходам с балконов можно было пройти в сооружённые с северной и южной стороны пятигранные пристройки и свободно выйти на прудовую каменную лестницу.

В измененном виде дошла до наших дней и центральная часть здания "с приезду". По проектному чертежу И.Е.Старова над вторым этажом дворцового фасада был сделан антресольный этаж. Освещался он судя по рисункам А.Т. и П.А.Болотовых, сверху, через окна стеклянного фонаря, находившегося на крыше дома. Боковое освещение в этом этаже, по-видимому, появилось лишь после 1875 года, когда в средней его части, вместо существовавших филенок, сделали четыре квадратных окна. При устройстве во дворце санатория были раскрыты ещё две филенки. Но две филенки на правом выступе дворца (со стороны парадного входа) почему-то так и остались нетронутыми, несмотря на создаваемую ими асимметрию в антресольном ряде окон.

Лишенный вычурного украшательства, с едва уловимыми элементами барокко в объёмно-пространственной композиции, празднично белый, богородицкий дворец, выстроенный по проекту И.Е.Старова, вошёл в сокровищницу русского искусства как один из значительных архитектурных ансамблей, созданных на заре русского классицизма.

К югу и северу от боковых фасадов дворца и парадного двора И.Е.Старов распланировал небольшой регулярный парк, ограничив его основанием и боковыми сторонами трапеции, обрамлявшей в проекте весь усадебный комплекс. Столь оригинальная конфигурация усадьбы в виде неправильной трапеции была продиктована, несомненно, сохранившимися остатками земельного вала старой богородицкой крепости. Скорее всего случилось так, что Старову предложили разместить весь усадебный комплекс на территории бывшей крепости. Втиснуть регулярный парк в неправильную фигуру и связать с дворцом, сохранив при этом почти полную симметрию, было не так-то просто. Отдавая дань господствовавшим вкусам, не копируя и не повторяя своих предшественников, выдающийся русский зодчий блестяще уложился и в этом прокрустовом ложе. Вдоль средней линии трапеции, ограничивавшей в плане усадьбу, через центр овального двора им прокладывается короткая широкая аллея. Параллельно ей, по касательной линии к прудовому фасаду дворца, у подошвы дерновой террасы, намечена была вторая продольная, перпендикулярная главной оси усадьбы аллея. К ней от южных и северных входных ворот западной половины парадного двора Старов проводит по одной радиальной аллее. Места пересечения их со второй продольной аллеей он делает композиционными центрами небольших участков, примыкающих к дворцу с севера и юга. В плане эти участки представляют собой асимметричные затейливые узоры из скрещивающихся коротких прямых и радиальных аллей, кругов и хорд, варьировавших основной архитектурный мотив усадьбы - овала центральной части дворца парадного двора.

Вне усадебного ансамбля оказалась неотъемлемая его часть: культовая постройка - Казанская церковь. Проект её был выполнен И.Е.Старовым незадолго до закладки дворца. В русской культовой архитектуре Казанская церковь Богородицкой усадьбы считается одним из интереснейших образцов раннего классицизма. Как важный подготовительный этап к работе над проектом Александро-Невской Лавры расценивается она и в творчестве И.Е.Старова. Обработка западного фасада церкви - угловой его части - трёхчетвертными колоннами, а центральной портиком из четырёх колонн, несущих фронтон, - была построена Старовым в первоначальном варианте Таврического дворца. Частичные отступления от проекта в обработке её боковых фасадов, допущенные строителями, хотя и ослабили художественный эффект, но цельности и завершенности все же не нарушили.

Благодаря доминирующим в плане закругленным линиям, церковь оказалась весьма логично связанной с дворцом и парком.

К приезду первого русского учёного-агронома А.Т.Болотова в Богородицк из Киясовской волости поздней осенью 1776 года Казанская церковь была "вчерне почти отделана". Сбоку "подле церкви сей находился выкопанный нарочитого пространства продолговатый, четверосторонний пруд, обсаженный кругом березками, содержавший в себе воды совсем еще немного".

Иконы для Казанской церкви писал талантливый русский художник второй половины XVIII века Некрасов, земляк и "протеже" выдающегося русского учёного М.В.Ломоносова, учившийся в Академии художеств. По отзыву А.Т.Болотова, написанные им образа отличались "отменным хорошим мастерством и вкусом". Немало труда и выдумки в оформлении церкви внёс и сам Болотов.

В год приезда Болотова внутри бывшей земляной крепости и возле колокольни вместо "прежних кой-каких негодных зданьишек" стояли уже под кровлей "высокие каменные здания, составлявшие род замка, а позади их на берегу пруда, немалой величины дом каменный, также дворцом называемый". С тогдашним Богородицкий дворец и усадебный ансамбль связывала лишь выездная берёзовая аллея. Как-то иначе увязать растянувшиеся и разбросанные богородицкие слободы было просто невозможно.

Всё селение города, каким увидел его в 1776 году А.Т.Болотов, состояло "наи-главнейшее в предлинной, старинной и не слишком прямой слободе, простирав-шейся в длину без мала на версту и составленной из сплошных деревянных домов старинных купцов, также конюхов и других разночинцев, и не стоила дальнего уважения. Большая воронежская дорога, идущая из Тулы, проходила сквозь оную. Слобода сия, начавшись от самого магазина и от бывшей тут так называемой Стрелецкой слободы, простиралась до самого моста через реку Язовку, и за оным находилось только несколько казарм, построенных для жительства солдат, находившихся в "команде А.Т.Болотова. "А между сими и гошпиталем (лазаретом) существовавшем на "старом хуторе" - Н.М.), на поле, подле большой дороги, находился пустой так называемый Гостинный двор, состоявший в предлинной связи со множеством каменных лавок для помещения купцов, приезжающих туда на бываемую ярмарку в день Казанской богородицы.

Кроме помянутой старинной длинной слободы, была и вся большая обширная перед домом площадь окружена с сторон новыми слободами".

Другая находилась в некотором отдалении от дома и в левой от него стороне, и состояла из порядочных домов канцелярских служителей и других разночинцев.

А третья была на правую сторону (на северо-запад от дворца - Н.М.) и составленная из дворов церковнослужителей и нескольких казарм. Сия была всех хуже, но занимала собой наилучшее и красивейшее место во всем Богородицке, почему впоследствии времени по опустошении одной пожаром и уничтожена, и место, где она сидела, занято под сад английский.

Кроме сих слобод площадь сия была украшена березовыми насаженными перед слободами аллеями, и через то составляла наилучшее и красивейшее место во всем селении.

Находясь ещё в некотором отдалении от дворца, напротив оного, за прудом, прямая и длинная, версты на две простиравшаяся крестьянская слобода назыаемая Пушкарской. Но сия не принадлежала уже к городу, а именно на обширном перед собой выгоне особую церковь во имя Покрова богородицы.

Что касается до упомянутого теперь пруда, то был он перед самым домом и превеликий, совсем ещё новый, и сделанный в то же лето (1776 году) моим предместником.

Преогромная и широкая плотина была оплотом сему великому и длинною версты на две простирающемуся водоему и соединяла собой оба берега речки Упёрта, на которой сей пруд был запружен и снабжён посреди большим рубленным спуском. Позже спуск был сделан сбоку).

В сём состояло все жило тогдашнего Богородицка. И как находилось в оном множество казённых зданий, построенных г.Опухтиным, то стоило всё то великих сумм и трудов для сего моего предместника. Я, пишет А.Т.Болотов, осматривая всё оное, не мог довольно всем расположением и красотой положения места налюбоваться, но всё почти оное со временем так превратилось, что ныне не имеет и подобия своему составлению".

Во многом этим переменам способствовала разносторонняя, вечно наполненная творческими изысканиями деятельность самого Андрея Болотова, управляющего Богородицкой волостью с 1776 по 1797 год. Как мы упоминали, под его наблюдением и при непосредственном участии в 1777 - 1778 годах завершились внутренние отделочные работы во дворце и Казанской церкви.

Но особенно ярко и самобытно проявился его талант при создании Богородицкого пейзажного парка - поистине вечно живого памятника труду безвестных волостных крестьян.

Первый опыт Болотова свёлся к разбивке небольшого регулярного сада в 1777 году около дома управляющего, саженях в 150 к северо-востоку от дворца (на месте бывших ягодников, санатория "Красный шахтер" им.Белкина или теперешнего луга, отделяющего старую берёзовую выездную аллею от регулярной части парка). В следующем году Болотов, принялся за лесок, находившийся "подле магазина и бывший до сего в крайнем небрежении", который захотелось ему "превратить в увеселительное гульбище, разрубив оный в прошпекты и многие перекрестные аллеи".

Превращая магазинный лесок в архитектурный или регулярный сад, Болотов исходил из канонов французской садовоцерковной школы Ленотра и вследствие этого оказался крайне скованным в реализации своих замыслов. На очереди по-видимому стояли большие работы по созданию регулярного парка около дворца по старовскому проекту, если бы не как снег голову свалившийся неожиданный перевод в 1778 году и устройство города на западном берегу реки Упёрты, оторвавшие от его любимых занятий на целые 5 лет. Приступил Болотов снова к ним лишь в 1783 году. За это время вкусы его переменились, но теперь уже он, что называется, "бредил садами в английском вкусе". Для своих первых опытов по планировке и созданию пейзажного английского сада в Богородицке им снова избирается всё тот же "магазинный" лесочек. "Как лес, содержавший в себе десятин до 20 и более, - рассказывает А.Т.Болотов в своих мемуарах, - нарочито уже возрос, сгустился и составлял уже лесок довольно высокий, лежал же в виду очень далеко от дворца, на прекраснейшем и таком месте, что из него виден был весь наш город и всё наше село со всеми его знаменитейшими зданиями и весь длинный и обширный пруд, отделяющий город от села нашего, и всю сию рощу кругом обливающий, то, почитая оный неудобнейшим к превращению в английский парк или составлению из него увеселительного и такого леса, в котором можно было ездить для гулянья и сие с удовольствием в оном предпринимать, начал обрабатывать в мыслях, как бы сие наилучше сделать".

В мае по его указанию в этом лесочке прокладываются новые прямые и косые аллеи с видами на какой-нибудь "знаменитый" предел, дворец, башню с колокольней, церковь, гору, пруд, или "виды в самую даль". Аллеи прорубались широкими, удобными для езды в линейках и даже каретах. В густых зарослях между ними Болотов распорядился сделать "множество извивающихся и способных для гулянья дорожек" выводя их то на какое-нибудь, посреди леса, красивые площади", то на сделанные внутри зарослей "разнообразные полянки, снабжённые для отдыхания дерновыми сиделками и прочими тому подобными украшениями".

В созданном английском парке на месте "магазинного лесочка" А.Т.Болотов исходил ещё из традиций французских архитектурных парков. Главный эффект всё ещё строился на сочетании горизонтальных линий, привлечении внимания к какому-нибудь "знаменитому переделу", смена впечатлений от их обозрения. Добиться естественной связи и полной гармонии этого небольшого парка с натурой и холмистым рельефом местности ему еще не удалось, несмотря на известную асимметричность создавшихся и разбегавшихся аллей, поделивших магазинный лесок на непрерывные четырехугольники и секторы.

Окончательно мысль о создании большого пейзажного парка в Богородицке созрела у него в 1784 году по ознакомлении с первыми книгами "Теории садового искусства" датчанина Христиана Кая Лауренце Гиршфельда, изданными в 1779-1785 годах в Лейпциге. "Сии книги - писал А.Т.Болотов в мемуарах, - преобразили совсем мои виды относительно садов. И как до сего времени привержен был я к системе Ленотровой и любил сады регулярные, так напротив того, в сие время их совсем разлюбил и получил вкус в садах новых, названных садами иррегулярными, натуральными, ибо английские сады сего рода грешно было называть".

Дорогостоящее искажение природы по рецепту Ленотра, требовавшее украшения садов дорогими статуями, фонтанами, подвергалось жестокой критики со стороны. Сады, которые он (Ленотр) перемудрил, как казалось Болотову, набиты были до излишества и отягощения, даже до омерзения статуями. Вслед за Гиршфельдом Болотов убежденно доказывал, что устроитель сада "не должен отваживаться ни одного шага ступить, не посоветовав наперед с натурой". "Никакое произведение вкуса не может так обильно и разнообразно быть, как сад, но никакое чрез ослепление старинным манером не было так скудно и единообразно, как сад", - подчёркивал он в одной из своих статей.

Однако, следя за последним словом тогдашней европейской науки и садово-паркового искусства, Болотов не склонен был переносить всё механически на русскую почву. "Мы, - писал он, - имея известия о садах разных государств, можем ими пользоваться и, извлекая из всех их лучшее и более с обстоятельствами нашими сообразные вещи, присоединять к ним нечто и от себя и через самое то составляем нечто особое". Он считал, что Европе его времени было уже чему поучиться у русского народа. "Мы находимся ныне в таком состоянии, утверждал А.Т.Болотов, что во многих вещах не только не уступаем нимало народам иностранным, но с некоторыми в оных вещах можем и спорить в преимуществах".

И лучше всего он доказал это своими делами при создании в 1784-1785 годах богородицкого пейзажного парка. Любовно изучая и постигая красоты природы средней полосы, черпая вдохновение в постоянных советах с "самой натуры", бесконечной и переменчивой "в манерах своих", которыми "она разные состояния поверхности земной между собой связывает", А.Т.Болотов сумел создать в Богородицке без каких-либо помощников одно из великолепнейших произведений садово-паркового искусства 80-х годов XVIII века, не уступавшие прославленным пейзажным паркам - Гонзаго, Ч.Камерона в Павловске, Царском селе. Глубокие ложбины, отделяющие дворцовый холм от двух других, соседних, с ними, низменные места, лощины, обрывы и стремнины, глухие участки, образованные складками и выступами холмов, казалось, самой природой были предназначены для торжественных, величественных меланхолических, утренних, полуденных и вечерних сцен, задуманных им после чтения Гиршвельда.

Очень кстати оказалось напоминание тогдашнего тульского и калужского властелина М.Н.Кречетникова завести "садик подле дворца богородицкого". Не успела весна "вскрыться", а мы отпразновать свою святую неделю, случившуюся в сём году в начале апреля", пишет Болотов в мемуарах, как он уже приступил "к самому важнейшему и многодельнейшему труду своему" за всё его пребывание в Богородицке. "Моё первое дело, рассказывает Андрей Тимофеевич, было обегать всё обнажившиеся от снега высокие и беспорядочнейшие берега и горы, прикосновенные с нашей стороны к большому перед дворцом находящемуся пруду. И на всяком месте останавливаться и смотреть и соображаться с мыслями о том, к чему бы которое место было способно и где бы произвести водяные, где лесные, где луговые украшения, где обделать сообразно с новым видом бугры и горы, где произвести каменные осыпи, где проложить широкие удобные для езды, и где - узкие, назначаемые для одного только хода дороги и дорожки, где смастерить разных родов мосточки, и потом где б со временем произвести и разные садовые здания и отдыхальницы и прочее тому подобное. Всё сие, бегая и ходя несколько дней сряду по всем сиим неровным местам" Болотов не только придумывал, но "в мыслях своих ображал их уже в том виде, какой должны они получить по отделке и разросшись. И не успевала какая отменная мысль родиться в моём воображении, пишет он, как спешил уже я изобразить её на бумаге не планами и не обыкновенными садовыми чертежами, а ландшафтами и теми разнообразными садовыми сценами, какие должны были впредь иметь и в самой натуре свое существование".

Для закладки парка в Богородицке со всей волости были собраны по наряду пешие и конные работные люди из крестьянских семей. Под присмотром солдат и садовников их заставили возить лес, камни, раскапывать и выравнивать бугры и косогоры, рыть углубления для водоёмов, вскрывать и обрывать песчаную гору с "прекрасными мраморными песками", делать набережную, прокладывать дороги и заниматься посадкой деревьев (Невиданный по тому времени размах земляных работ позднее породил бытующие до сих пор среди богородицких старожилов рассказы об искусственно насыпанных горах, на которых якобы и был посажен богородицкий парк).

Сам А.Т.Болотов в это время занялся "водопроводом" для "водяных украшений": прудов, водопада и ручейков. Поблизости воду нигде отыскать не удалось, и он решил привести её самотёком из ключей, найденных в верховье большого богородицкого пруда (нынешний рыбачий колодезь). Болотов назвал их "источником наядь", или иногда "водяных русалок". "Оказалось", что "вода, хотя и могла войти в сад, но далеко не таком возвышении", как того ему хотелось, а "гораздо ниже и в таком положении, что не стоило почти предпринимать для приведения одной из такой отдаленности столь многих трудов, сколько нужно было их употребить при делении водовода. Сверх того, как пишет он в своих мемуарах, случившаяся в одном месте крутизна берега и горы никак не была способна к проведению через её воды. Самому Болотову чуть было не пришлось "расстаться с своим наилучшим из всех замыслов и прожектов", и в самый последний момент ему приходит мысль засыпать родник и пробить искусственный ключ.

Первые попытки засыпать естественный родник оказались неудачными. И всё же Болотов добился своего: после долгих хлопот искусственный ключ забил выше натурального на целых 4 аршина. От него по скатам холмов к среднему и нижним прудам, выкопанным на дворцовой горе, проложили так называемый нижний водопровод имевший вид натурального ручья. Чтобы вода не уходила в землю, дно его выстлали пластами синей глины, отысканной где-то поблизости. Лишь на последнем участке этого водопровода ручей для перепуска воды на дворцовый холм через ложбину, названную Болотовым "эхонической долиной", был небольшой желобок, имевший издали "вид клади или узкого мосточка". Новое и "необыкновенное средство" - водоворот-ручей - к неописуемой радости Болотова удался "совершенно" и помог ему "довести воду до самого дна и в таком возвышении в полугоре", что он мог "воспользоваться ею и наделать множество водяных украшений, а особливо прекрасных водостоков".

Летом 1784 года Болотов нашёл ещё один источник и провёл из него другой водосток оттуда к самому дворцу, устроив здесь несколько водоёмов.

В 1785 году по откосу среднего холма проложили третий водоём, получивший название верхнего. Он соединил долинные пруды, сделанные вблизи магазинного лесочка (около бывшего сахарного завода), с третьим верхним прудом, устроенном в "эхонической долине" (метрах в 300 к востоку от перехода у островков большого пруда). Из пруда эхонической долины вода текла дальше по северному склону дворцового холма, до соединения с нижним водоводом, питавшим пруд, устроенный в полугоре.

Неглубокие пруды и бассейны, созданные по скатам дворцовой горы на трех разных уровнях, необычайно оживили всю местность и стали лучшим естественным украшением парка.

Со вкусом и присущей Болотову изобретательностью был распланирован и оформлен нижний пруд (от большого богородицкого пруда-озера его отделяла обсаженная молодыми липками узкая дамба. Ныне на месте его густо заросшая лозняком ложбина, протянувшаяся от маленького мостика до поворота к песчаной горе. Вода в ней бывает лишь ранней весной, пока тает снег).

При Болотове на нижнем пруду, "обделанном под натуру", было несколько островков с высаженными на них кустарниками и деревьями. На одном из этих островков росла даже целая березовая рощица. С нагорной стороны все они были "обделаны образом бугорков с каменистыми осыпями, которые, будучи одеты разноцветными каменьями, как сами собою, так и насаженными на них группами деревьев", придавали пруду "наилучшую красу". Узкими плотинами-переходами, сделанными между берегами и островками, нижний пруд делился на три небольших водоёма. Но вода в них не застаивалась, так как уровень её в среднем водоёме был ниже верхнего и выше нижнего. Из возвышеннейшей и самой малой части этого пруда, окруженной "приятными и натуральный вид имеющими бугорками", вода стекала в нижний водоём через "каменистый порог", а вытекающая в него из нижнего водовода, образом нарочито возвышенного водопада с сделанной каменной горки "производила, по выражению Болотова, двумя своими ударениями о камни всегдашний и нарочито громкий шумок". Посреди же самого прудика на каменистом островке поставлен был "небольшой обелиск", а "на окружающих бугорках разбросаны разные дикие кусточки и поделены места, удобные для сидения и лежания на траве", что всё придавало "месту особую красоту и приятность". Немало удовольствия доставляла выпущенная в него рыба: "в маленьком мелкая, в среднем карпии, в нижнем всякая".

"Впрах" можно было "разлюбоваться" по словам А.Т.Болотова, и прудом, устроенном в полугоре ближнего сада, саженей на 20 выше нижнего". Выкопали этот прудик так, чтобы вода его была "видима из дома", а гуляющих в парке могли ошеломить "приятным зрелищем". И действительно, вид открывался здесь один из очаровательнейших. Едва лишь гуляющие всходили "с стороны улитки на неприметную плотину сего пруда", вблизи перед взором их оказывались "высокие и наподобие гор бугры и мысы, составленные из разноцветных каменьев, оброслые сверху деревьями и кустарниками", а вдали - дворец, беседка, башня и "некоторые другие хорошие виды". Всего "для глаз приятнее" было то, что не только "бугры с находящейся на верху зеленью и украшениями, но и весь дом, также беседка и шпиц башни отражались в воде сего прудка, как в зеркале".

Среди других садово-парковых затей, сделанных вблизи устроенного в полугоре пруда, большое впечатление производила своеобразная "шутиха - круглая, выложенная из дёрна многоступенчатая горка-улитка, обсаженная по краям стриженным кустарником. Любопытные щеголи, взобравшиеся на её плоскую вершину, нередко оказывались здесь на какие-то минуты в положении Робинзона. По рассказу А.Т.Болотова, он, обычно, незаметно подмигивал садовнику, а тот вдруг открывал маленький шлюз, сделанный в полугорье водоёма, и тогда вся вода из него бросалась в оный и, облив в один миг всю улитку, наполняла сделанное для сего и дерном устланное кругом улитки хотя и не очень глубокое, но столько широкое углубление, перескочить через которое нельзя.

После этого "сюрприза" гостям подавалась доска, и они, под дружный хохот, благополучно присоединялись к хозяевам и остальным гостям.

Немало потрудился Болотов, чтобы обработать "под натуру" и сделать приятной для прогулок нижнюю часть "ближнего сада". Особенно восхищались его гости так называемыми руинами, вырубленными ходами и пещерами в песчанной горе у самого берега пруда А.Т.Болотову понравилась эта гора тем, что природа "произвела в сём месте сущую гору и испестрила его столь разноцветными и разнообразными жилами, полосками, крапинками и пятнами". По его словам, "недоставало понятия человеческого к постижению, как всё это могло сделаться. В одних и множайших местах были жилочки, как кровь, или как кармин, красные по белому грунту, в других были они розовые, инде пурпуровые, инде зеленоватые, в других местах разных желтых колеров и расположены между собой столь удивительно, что не можно было довольно тем никогда надивиться". Освобожденная от дернового покрова гора была превращена в "некоторое подобие развалившегося здания с видимыми еще и на местах своих стоящими остатками стен, крылец, колонн, дверей и валяющимися капителями, обломками карнизов, коробов, баз и других частей архитектурных зданий; в некоторых же местах просечены и внутрь горы входы и небольшие в самом летучем мраморном песку пещеры, коими сквозь нарочитую часть горы проходить и к другому месту выходить можно".

По достоинству оценили эту "сущую игру природы" и современники Болотова. Хорошо знавший парки царских резиденций наместник М.Н.Кречетников при осмотре летом 1784 года сделанного прохода в пищеру и части развалины-руины заметил Болотову, что сама натура помогает ему "производить дела необыкновенные и редкие и, можно сказать, эта штука (руина) и теперь уже такова, что на неё "засмотреться надобно", а если он так отделает, как задумал, то можно будет "похвалиться, что у нас сад такой, какова нигде и ни у кого нет и что есть в нём штука, которая бы верно не обезобразила бы собой и самый сад императрицы в её Царском селе". Словом, Болотову "и тут удалось произвести почти сущее чудо или по меньшей мере такую редкость, которую впоследствии времени все, бывавшие в саду, им не могли довольно надивиться, и какой ни в каком ином саду не находилось. Сами иностранные путешественники признавались, что они нигде подобного сему не видывали".

Время безжалостно стерло следы этого болотовского чуда. Но порожденные им рассказы и легенды о таинственном подземном ходе с упрятанными в нём сокровищами всё ещё можно слышать в Богородицке до сих пор в самых различных вариантах.

В том же 1784 году, едва ли не впервые в садовой практике, под руководством А.Т.Болотова в ближней части сада была произведена массовая посадка деревьев и кустарника с развернувшимися листьями. Обильный полив сделал свое дело - почти все они принялись и зацвели.

Кустарники и лесные деревья, высаженные по косогору вперемежку с плодовыми, где группами, а где поодиночке, среди лужаек и полян, так, как это обычно бывает в естественных рощах, не только отделили нижнюю часть ближнего сада от средней, но и закрыли от одновременного обозрения, как рассчитывал Болотов, большинство созданных там видов "меланхолическими" и "смеющимися" сценами. К ближней из таких меланхолических сцен можно было пройти "тесной кривой дорожкой", начинавшейся сразу от водопада, низвергавшегося с крутой горы к подножию песчаной руины. Местечко, названное Болотовым "меланхолической сценой", окружено было, "кругом густым и непрозрачным лесом", посреди которого, на небольшом холмике стояла "черная пирамида с белыми на ней надписями, имеющая вид некоторого надгробия". Но от минутной меланхолии не оставалось и следа, как только гуляющие выходили из этого лесочка. Открывающийся вид на "прекрасную лужайку, простирающуюся отлого от самого низа горы до самого её верха", где осенью 1784 года по проекту Тульского архитектора К.С.Сокольникова был выстроен "небольшой каменный круглый павильон-беседка", ошеломлял достигнутой гармонией между творениями рук человеческих и чародейки-природы. В полугоре, в некотором отдалении от павильона, посетители видели "прекрасную ротонду или круглую сквозную из многих колонн составленную и круглым куполом верх имеющую и прекрасно отделанную и раскрашенную беседку. Она с места того казалась стоящею поверх ближних лесочков, на каменной крутой скале и властно как господствующею над всем садом и всеми тутошними окрестностями". Слева взору представлялся "нижний и главный" парковый водоём, имеющий "вид довольно порядочной величины прудка, с сделанным посреди его небольшим островом, стоящим как на пьедестале, мраморном белом бюстом, а внизу другой островок с прекрасной берёзовою рощицей и сделанным на нём с обеих берегов для перехода мостиками".

Достопримечательностью ближнего сада стало ещё также одно парковое сооружение - грот, устроенный Болотовым осенью 1784 года на месте погребальной ямы в сгоревшей незадолго перед тем и уже больше не востанавливавшейся здесь поповской слободе. Отказавшись от традиционного наземного павильона, он и тут нашёл своё вполне оригинальное решение, придав гроту вид естественной пещеры. Прогуливавшиеся в парке даже и не подозревали о его существовании, так как видели лишь небольшой зеленый холмик, посреди которого была поставлена на застекленном пьедестале - "лантерне" (фонаре) мраморная статуя. Внутри грот Болотов обделал выкрашенным окским ракушечником и зеркалами, поставленными напротив входных стеклянных дверей таким образом, чтобы входящие могли "обманываться и думать, что пещера сквозная".

Чтобы придать гроту ещё "более куриозность", в фонаре его был установлен своеобразный перископ для "рассматривания города и всей местности, вверху пруда находящийся".

В 1785 году все основные работы по созданию чуда "здешних краев" - пейзажного парка в Богородицке были завершены. С помощью волостных крестьян во многих местах тогда сделали дороги - съезды" отчасти для удобнейших выездов на горы, отчасти для спокойнейшей хотьбы при гулянии" и откопали найденный "старинный тайник или высеченный в самой древности в горе сей к воде сход из бывшей в старину крепости".

Немало хлопот было у Болотова и в 1785 году с посадкой "многих тысяч диких и плодовых деревьев, кустарников, расширением большого водовода, устройством водоводов из магазейного парка". Но особенно захватила его мысль о сооружении за ближайшей вершиной в эхонической долине, разделяющей дворцовый холм от садового, "каланчи" или четвероугольной большой и высокой башни, внутри которой была сокрыта прекрасно убранная беседка. Однако, после того как в его руки попал эстамп, изображающий развалившиеся триумфальные ворота, с двумя расположенными по бокам их комнатами, Болотову захотелось "воздвигнуть" нечто подобное и у себя с тем, чтобы "преградить всю ближнюю вершину в самом том месте, где переведен через неё нижний и главный водовод" и "выгадать три или четыре пользы: во-первых, закрыть зданием сим всю верхнюю и дурнейшую часть вершины; во-вторых, из обеих побочных комнаток - одну обработать и убрать родом хорошенькой беседки, могущей служить для отдохновения гуляющих, а к другой, пользуясь водоводом, смастерить каменную купальню, дабы в ней в жаркое летнее время купаться было можно; а в-третьях, наконец, придать сим зданием наилучшее всему саду наружное украшение, которое тем было бы заметнее, что видимо было бы оно во всех фасадах своих с большой дороги из самого города".

Из заготовленных ещё зимой для башни сруба здание было сооружено всего за какую-нибудь неделю. С помощью маляра и сына Болотова раскрасил его под "старое каменное", оживившее "собою всю ту часть сада", где оно было воздвигнуто. "Сама вершина совсем от него преобразилась и не только потеряла всю прежнюю свою дурноту, пустоту и дикость, но составила наипрекраснейшую сцену".

Неожиданно для себя Болотов вдруг обнаружил у него "способность воспроизводить четкое замедленное эхо. За это свойство оно было названо "жилищем эхи", а вся ложбина от маленьких островков большого пруда разделяющая дворцовый и садовый холмы, - "эхонической долиной".

Одно "из обманных украшений" было сделано им в дальнем саду на крутой осыпи, близь "источника наядь". Используя приёмы театральной перспективной декорации, Болотов нарисовал на этой осыпи разрушающееся монастырское здание с башенками, воротами "и кой-где в каменных стенах окошками", изобразив "картину сию в просперктивическом виде и в такой величине, чтоб она могла здесь всякого проезжающего большою дорогою" обманывать. О том, как эта картина рисовалась им из-за пруда (на расстоянии 100 сажень!) Болотов так рассказывает в своих мемуарах. После некоторых раздумий, он "велел навозить к осыпи белых драниц и узкого кровельного теса", и, уложив ими все черты, долженствующие означать вороты, стену, видимые за нею верхи зданий и башенки, поехал сам за пруд и, став на избранном на дороге пункте, смотрел на изображенный дранцами рисунок, и где надобно было их поправить и положить, либо прямо, либо косо, либо в которую-нибудь сторону отнести оттуда, крича в сделанную на скорости из политуры трубу, приказывал находящимся тут, за прудом, людям, как надо исправлять и перекладывать, и уровнявши всё по желанию, поехал опять сам туда и велел по сим драницам землю срывать и оную - где белыми песками, где желтыми, где известью усыпать; а назначенные кровли для обозначения, будто они черепичные, укладывать сплошь кирпичным щебнем; ворота же и окошки усыпать угольями". Фигура, стоившая "только двух дней работы" нескольким человекам "обманывала зрение наисовершейнейшим образом". Из архитектурных сооружений, кроме садовых павильонов, в богородицком парке было воздвигнуто ещё несколько обелисков в форме пирамид. Два из них поставлены были на берегу пруда, а третий, сохранившийся с 1785 года до сих пор, украшал центральную часть "магазейной" или "церериной рощи".

Помимо мемуаров А.Т.Болотова, "монументов садов богородицких" в эпоху их создания остались также зарисовки целого ряда парковых сцен, видов и ландшафтов, "срисованных во множестве и наилучшем их тогдашнем виде" в 1786 году самим Андреем Тимофеевичем и его сыном Павлом. С полным основанием посаженные совместно с многими безымянными своими помощниками регулярный, иррегулярный парки в Богородицке Болотов мог бы назвать "изобретенным" им самим Российским садом.

Цельный художественный замысел и глубоко продуманная им организация всех природных и архитектурных компонентов богородицкого парка: кустарников, лесных и плодовых деревьев, воды, рельефа местности, обманных затей-декораций, различных павильонов, обелисков и статуй поражали и восхищали его современников.

Известный писатель и экономист XVIII века В.А.Левшин, проживавший в селе Темрянь Белёвского уезда, знакомый с богородицким парком не по наслышке, в 1803 году писал о нём дословно следующее: "В особливом же примечании достоин (в Богородицке - Н.М.) прекрасный английский сад, заведённый бывшим тут управителем А.Т.Болотовым. Он, - подчеркивает В.А.Левшин, - воспользовался красивым местоположением крутого берега к великому пруду, на реке Упёрте состоявшего. Из разноцветных мармированных довольно твёрдых, впрочем песчаных камней, сему берегу сообщил он разные виды, кои не токмо с другой стороны пруда и выезда в город от Тулы, но даже прохаживающимся у воды по ту же сторону представляет великолепные развалины города, строенного из мрамору.

Впадающие с сей стороны в Упёрт речки Вязовку и Гнилушку употребил он ко украшению частей сада прудами и прочим. Но чтоб усовершенствовать красоту главного сада и привести воду на самую высоту берега, воспользовался он источниками в двух верстах отстоящими, из коих малыми и простейшими водоводами даже через обширные рытвины и по полугорию оные обводя, впустил воду в сад, составил ручьи и озера. По сём соединил всю воду и с самой крутизны берега составил огромный водопад с отдельными каскадами и обратно под горою собрал воду в озеро, наполненное карпиями. Из сего озера провёл речку сквозную огромную и прекрасною пещерою в реку Упёрт. Пещера сия высечена была в толще упомянутого пещаного камня и представляла своды и натуральные столпы из разноцветного мрамора.

Достойно любопытства и эхо, искусством в другой части сада и некоем портике произведенное, которого отголосок в 80-ти шагах явственно повторял по нескольких секундах три слова кем-либо выговоренных.

Не место здесь описывать прочие красоты сего сада. Довольно сказать, что в его время заслуживал он отвлечь путешественника с прямой его дороги, чтобы осмотреть красоты сего места, достойного любопытства".